— А РПГ что такое?
— Ручная противотанковая граната. Или гранатомёт, — сказал я как о чём-то само собой разумеющемся. В самом деле не петь же мне "РГД", когда вопрос с ручными гранатами мною же и закрыт и названия теперь совсем другие? А РПГ… До РПГ-40 всего ничего, идеи витают в воздухе.
— Бойцам понравилось бы.
— Что, гранатомёт?
— Нет, песня, — с этими словами Седых перевернулся на спину и, посмотрев на меня, спросил. — А дальше?
Дай ума, туман!
Чай, уйми-ка дрожь!
Научи, терпенью, дождь!
Из железа нож
И винтовка тож,
Из железа клёпан и Вождь.
Пусть два дня едим
Пайку пресной,
Двести грамм овса вразвес.
Пусть они сыны
Поднебесной,
Мы же дети гневных небес!
С давних детских пор
Верный талисман —
Каменный в кармане кистень.
Заревёт мотор,
И Отец наш сам
Выстрелом разбудит день.
Через перевал
Потечёт отряд,
Унося в долины смерть.
Будто на врага
Установкой "Град"
Рухнула Алтая твердь!
Броневик, Броневик-батор!
Броневик, Броневик-батор!
Он от жадных глаз,
Загребущих рук
Сторожит покой древних гор.
Мы от жадных глаз,
Загребущих рук
Сторожим покой древних гор.
— Вот! Правильно! От загребущих рук беречь надо! — пропустив слова про установку "Град", решительно, а главное, громко поддержал меня в главном Седых.
— Эй, вы там! А ну замолчали! — не злобно, для порядка, посмотрев через "глазок", обозначил своё присутствие надзиратель.
— Слушай, командир, а что нам терять? Отсюда замечательный вид на тот свет открывается, хоть экскурсии проводи. Конечно, если не повезёт и сразу не шлёпнут, тогда четверть века лагерей. Больше вариантов выхода отсюда нет. Оно нам надо? Чего ради всё это терпеть? Мы что, встретившись, даже спеть не можем от души? А ну, давай, помогай! А придут порядки свои наводить, так я им живым сдаваться не собираюсь. Смысла нет никакого, — я говорил не приглушая голоса, чтоб за дверью было слышно, а потом бодро запел песню Николая Емелина "Егорыч старшина". Она почему-то показалась наиболее уместной, видимо, организму нужен был "тонизирующий" эффект. Седых, послушав куплет, тоже приободрился, повеселел и помог мне с припевом.
Егорыч старшина как видно не женат, к сорока готов ко всему готов.
Егорыч старшина как видно не женат, к сорока готов ко всему готов.
— Эй, кому сказал! Заткнулись живо! Или здоровья вагон?! — уже весьма и весьма сердито подал голос надзиратель.
— Да пошёл ты! — коротко, весело, без адреса, чтобы не отвлекаться от песни, отозвался я.
— Ну, контрики, сами напросились! — в коридоре раздалось буханье сапог бегущего человека.
Справа горы, слева речка, деревенька за спиной,
Сузилось кольцо в колечко, может быть последний бой.
Грохот шагов в обратном направлении был гораздо более дробным, к нам спешило явно больше двух человек. А и плевать. Камера узкая, а дверь тем более.
Жаль патронов маловато и подмоги нехрен ждать,
Зазвенели ключи в замке. Ну сейчас начнётся!
Старшина сказал: ребята, некуда нам отступать!
Дверь распахнулась и здоровенный мужик огромного роста, видимо, надеясь на свою силу и габариты, нагнув голову, попытался ворваться внутрь, сыграть роль тарана. Жалеть его здоровье мне было вовсе ни к чему, поэтому я его просто "порубил" ударом ногой в колено. Сломал или нет – не знаю, но туша с воплем рухнула при входе, помешав остальным. Второй герой воспользовался паузой пока я восстанавливал стойку и сумел таки впрыгнуть в помещение, отвоёвывая плацдарм. Однако, это и всё, что он успел сделать. Не дожидаясь, пока противник поймает равновесие, я пошёл вперёд и нанёс серию ударов руками в голову и по корпусу. Пробить защиту не вышло, но "каратель" отступая назад, споткнулся об своего товарища и полетел спиной вперёд в дверной проём, получив вдогонку ногой в живот для ускорения.
При входе и в нём самом теперь возились уже двое, выполняя роль баррикады и в ближайшие секунды нападение на меня было невозможно. А вот Седых был в трудном положении. Его спарринг-партнёр влетел в камеру третьим, пока я был занят. И, поскольку по центру валялся гигант, он не мог помочь товарищу со мной, зато прямо перед ним был мой бывший командир. Когда я освободился, Аполлинарий, обхватив надзирателя, просто пытался прижать его в угол, чтобы тот не мог бить. Противник же его, из неудобного положения, но наносил чуствительные для уже подорванного здоровья пограничника удары. Спасая командира, я, схватив, потянул их обоих на центр и они, споткнувшись, завалились на всё того же несчастного "первопроходца", по которому я ещё и потоптался ногами.
Пока я вытягивал назад командира, в исступлении не хотевшего отпускать тюремщика, в коридоре оценили обстановку и раздалась команда:
— Назад!
Драка закончилась. Не видя стоящих на ногах противников, я оттащил Седых к лавке, а тюремщики споро "эвакуировали" своих и закрыли дверь.
— Ты как? — спросил я командира.
— Нормально, нормально, — тяжело дыша, два раза повторил он, — ещё повоюем.
— Тогда будем ждать второго раунда, — согласился я. В ответ Седых только согласно кивнул.
Откровенно говоря, в тот момент я был разочарован. Ну, что это такое? Никаких следов побоев на мне нет, чтоб у Лаврентия Павловича вид был побледнее, когда меня выпускать будут. В том, что суета в связи с моим арестом уже поднялась, я почти не сомневался. Оглядываясь назад, подумал, что подобную ситуацию я даже где-то предвидел, предупредив Полину, что собираюсь на приём к наркому внутренних дел. Да и без того, если Кожанов и вправду подслушивает чекистов, то в наркомате РККФ сейчас аврал. Это же надо понимать, что если кого-то взяли, все связи отрабатываются. А связи у меня, наверное, уже всем известно какие. С другой стороны, я до сих пор не верил, что Берия решился на меня посягнуть. Бог с ним, с линкором "Фрунзе", КБ работает и результат даст, даже без меня. Этим пренебречь можно. А вот Любимов-старший, Кожанов и, особенно, Киров – другое дело.